В голосе мага звучала тревога. Да, конечно, заботится о друге. Как мило.
— Случилось… кое-что, — ответил северянин, проходя вглубь комнаты и присаживаясь на трехногий табурет. Беседа с Лорганом с первой минуты оказалась неимоверно занимательной. Ощущение возникало такое, словно бы дикий волчара, вчера еще рвавший твой скот и верных псов, сегодня пришел к дому и, умильно глядя в глаза, заговорил о жизни.
— Если я как-то могу помочь, — продолжил между тем Лорган, — то скажи.
— Обязательно, — Арон хотел бы, чтобы взгляд его не казался магу слишком навязчивым, но не мог заставить себя не вглядываться пристально в давнего своего врага, ища разницу. Внешне все тот же: бледное лицо, неспособное принять загар, тонкие губы, тонкий нос, белесые, словно бы выгоревшие ресницы и брови, и такие же волосы. Единственное цветное пятно — неожиданно карие глаза, настолько темные, что не видно зрачков. Лживые глаза: не разглядишь мысли, не прочитаешь чувства. Можно разве что довериться интуиции… А та молчит, словно бы и впрямь Лорган ему не опасен. Но интуиция не разбирается в нюансах, она не скажет, что если сейчас, возможно, этот Темный и не желает Тонгилу зла, то, узнав о «потере памяти», захочет урвать кусок от владений наместника Севера.
Лорган стоял у окна, разглядывая темно-серое пасмурное небо, почти сливающееся по цвету с камнем стен и булыжниками мостовой. Дождь только что припустил с новой силой, заставив предметы всего в паре десятков шагов слиться в однообразную темную массу. Вот внизу мелькнула знакомая высокая фигура с черной шапкой волос — Мэа-таэль, только вышедший от него, торопливо направлялся в сторону казарм. Странный у них вышел разговор, странный, короткий, но на редкость интересный.
— Ни в коем случае не расспрашивай, если видишь, что Арон не желает говорить. И, ради Владыки, не вздумай дразнить или злить его! — полуэльф покачал головой, показывая, что уточнять и объяснять свои рекомендации не собирается.
— Если не хочешь отправиться к Серой Госпоже, следи за тем, как ведешь себя. У Тонгила последнее время плохое настроение, сам должен понимать, чем это чревато.
— Я неудачно приехал? — поднял Лорган брови.
— Очень неудачно, — подтвердил Мэа-таэль. — Но и уехать сейчас он тебе не позволит. Так что веди себя скромнее.
— Почему ты меня предупреждаешь? — полюбопытствовал Темный.
— Ты — самый нормальный из всех магов, кого я знаю, включая Арона, — Мэа-таэль усмехнулся. — Будет жаль, если попадешь ему под горячую руку. Думаю, ему тоже будет жаль, но тебе это уже не поможет.
— У него был приступ безумия? — начиная понимать, спросил Лорган.
— Нет, — разбил его построение полуэльф, и тут же добавил многозначительно, — пока нет. Так что побереги себя…
Хороший совет. Очень хороший, только Темный не совсем представлял, как нужно вести себя, чтобы не вызвать гнев Тонгила. Ни в каких тайных сговорах за спиной Арона он не участвовал, особых грехов за собой не знал. Да и не было никогда Арону дела до его грехов, больших и малых. Что он, жрец Солнечного, в самом деле, чтобы обличать чужие проступки?
Значит, случилось что-то, что заставило прежде одного из самых спокойных и уравновешенных Темных видеть в каждом врага. Неожиданно обострилась мания преследования? Сомнительно: для человека, на которого ежегодно совершается несколько покушений, Арон всегда казался удивительно беззаботным. Вот, вообще в столицу додумался приехать, где каждый второй нобиль не пожалеет половины состояния, чтобы отправить его в могилу. Значит, причина в другом. Хотя… «не расспрашивай» означало также «не копай слишком глубоко»; разумное предупреждение. Если он узнает что-то, для Тонгила нежелательное, то дорогой друг его просто убьет, не посмотрев на прошлые заслуги.
Та вчерашняя короткая встреча, когда Тонгил ненадолго зашел к нему, накрепко врезалась в память и только подтверждала слова полуэльфа. Несколько ничего не значащих фраз, пристальный колючий взгляд, словно бы просвечивающий насквозь, до самых тайных мыслей, даже до тех, которые не известны еще самому Лоргану. Лицо как маска, не выражающая никаких эмоций; и ни радости, ни гнева в голосе.
Однако любопытство, родившееся прежде него, опять выползло на свет. Что же, в самом деле, стряслось у самого сильного мага Империи?
Курумо остановился так резко, что Альмар, пытавшийся ступать по следам подростка, почти ткнулся тому в спину.
— Что?
— Тихо, — прошипел Курумо. — Там кто-то есть.
Альмар напряг слух, вслушиваясь в редкие всплески, кваканье лягушек, шелест проносящихся над головами стрекоз, иногда — возмущенной кряканье вспугнутой утки. Последняя, впрочем, имела все шансы стать их ужином.
Ничего особенно, но Курумо уже начал осторожно пятиться назад, и Альмару пришлось поступить так же.
— Придется выйти на главный тракт, — мрачно сказал светловолосый подросток, когда они отошли уже достаточно далеко. — Все лучше, чем попасть на ужин к болотным гулям.
Альмар побледнел:
— Это их ты слышал?
— Возможно, — хмуро ответил Курумо. — Подходить ближе и уточнять не захотел, уж извини.
— Но они… если они здесь живут, им не все равно, где напасть: на дороге или среди болот? — в существование легендарных тууршей мальчик поверил сразу, хотя его наставник, перечисляя чудовищ, водившихся на территории Империи, и говорил, будто болотные гули давно вымерли.
— Не все равно, — Курумо ускорил шаг, так что Альмар едва поспевал за ним. — Дорога охраняется заклятиями господина Тонгила, на нее они не выйдут. Вот если кто свернет с тракта хотя бы на ближайший сухой пригорок, чтобы разбить лагерь, того могут и схватить. А охранного знака у нас нет.